Тим очнулся на боку, лицом вниз. Его тело было согнуто пополам, а ноги лежали крест-накрест. Он попытался сменить столь неудобную позу, но ему это не удалось. Вокруг было слишком мало места. Пес удивленно поднял голову и увидел, что со всех сторон его окружают серый полумрак и покореженный камень.

Тим сразу понял, что произошло за время его беспамятства. Особняк окончательно рухнул и погреб его под собой. Но ни потолок, ни стены не навалились на кесеспа даже толикой своей тяжести, не раздавили и не придавили его. Более того, обрушение получилось настолько "удачным", что Пес видел аж несколько путей наружу - туда, где ярко светило солнце.

Определенно, здание возводили колдуны-строители, и как раз это обстоятельство спасло Тиму жизнь. Стены состояли из цельных каменных плит, которые даже при всем своем желании не могли превратиться в плотное могильное покрывало. Получилось так, что одна плита переломилась и упала на другую, та оперлась на третью, и в итоге в глубине руин остались крупные зазоры.

Тим вспомнил о Цальсе, и это подстегнуло его к действию. Он кое-как развернулся головой к выходу наружу и, превозмогая себя, пополз вперед. Несколько раз его одежда цеплялась за каменные выступы и рвалась, что-то острое впивалось ему в плечи и бедра, но Пес упорно полз к свету. Он преодолел расстояние всего в дюжину шагов, но, казалось, затратил на это целую вечность.

Тим выбрался из развалин и обозрел их уже с позиции стороннего наблюдателя. Единственный кусок стены, который не пожелал упасть, возвышался на стыке правого крыла и центральной части особняка. Он был похож на огромную надгробную плиту, вонзенную в могилу великана.

Тим стянул с себя порванную во многих местах робу; чужая одежда превратилась в неудобное неприглядное тряпье и перестала быть полезной. При этом он задел рукой свое ухо и ощутил на пальцах свежую липкую кровь. Пес даже не заметил, когда успел пораниться, однако при этом он ничуть не встревожился. Рана хоть и кровоточила, но была слишком уж незначительной.

У Тима были заботы и поважнее. Он огляделся по сторонам и, так никого и не увидев, двинулся вдоль развалин. На другую сторону особняка можно было перебраться много быстрее - поверх руин, но кесесп решил не испытывать судьбу. Он опасался, что Цальса все еще под завалом, и всякое давление на плиты могло привести к новому обрушению.

Быстрым шагом, то и дело переходя на бег, Тим обогнул разрушенное здание и остановился там, где когда-то находился черный вход. Разбитая в щепки дверь была вмята в землю. Она-то и помогла безошибочно установить искомое место.

Тим помнил, что он наказал Цальсе оставаться как раз здесь, у двери. Но женщина могла ослушаться и покинуть особняк до его обрушения. Или же она решила вернуться вглубь здания, где пахло мнимой защитой от внешней угрозы.

Пес стал вглядываться в зазоры меж каменных плит, но ничего важного для себя он не увидел. Он позвал свою возлюбленную по имени, однако ответ не пришел ни на первый, ни на второй, ни на третий зов. Тогда кесесп подошел к груде камней и начал растаскивать завал. Его подогревала мысль, что Цальсе, как и ему, повезло, что она, целая и невредимая, лежит где-то рядом, в шаге от спасения.

Тим не справился с расчисткой завала, его сил оказалось недостаточно. Здесь нужен был колдун, который мог поднять массивные каменные плиты и отбросить их в сторону.

Тим размазал по лбу проступивший пот и снова принялся громко звать Цальсу. Сначала он обращался к камням, но затем распространил крик и на всю округу. Все, что он услышал в ответ, - это тишина, разбитая вороньим граем. Однако когда Пес вновь потянулся к неподъемной плите, втайне надеясь, что та успела стать легче, до него донесся далекий, столь желанный зов: "Бре-е-ен!"

Он развернулся и увидел свою возлюбленную. Цальса бежала со стороны садовых деревьев, и кесесп тут же бросился к ней навстречу. Когда они устали от объятий, Тим выдавил из себя нелепый упрек:

- Ты меня не послушалась! - Оставалось только добавить: "И правильно сделала".

Цальса не ответила. Лицом она была обращена к руинам, и ею овладело мрачное воспоминание о ночном кошмаре. Тим еще раз убедился, что его возлюбленная - женщина насколько прекрасная, настолько и сильная духом. Ее лицо покрыла не только скорбь, но и задумчивость, и даже понимание, что горестным причитанием ничего не добиться.

- Я искала тебя... - начала она, съедая Тима чувственным взглядом. - Все дома разрушены, Мару и Терива я нашла... Я видела их под развалинами... Остальные... - Цальса закрыла лицо руками, а ее глаза стали мокрыми от слез.

- Ты знаешь, кто это был? - спросил Тим тяжелым низким голосом. - Я... я отомщу...

- Что ты? - испугалась Цальса. - Он и тебя убьет! Он может!

- Кто он? П'Овог? Это точно был он?

Цальса задумчиво склонила голову на бок. Ей потребовалось время, чтобы собраться с мыслями.

- Да, - не слишком уверенно ответила баронесса. - Ведь больше некому! Точно, некому!

- А откуда он взялся? Кто он такой?

- Он как-то проезжал через мое имение, а потом вдруг купил у Савьлаев землю и стал моим соседом. Что о нем сказать... Кажется, его отцом был известный купец - тот умер и оставил наследство. Большое наследство, наверное. Сначала он показался мне хорошим мужчиной... Он такой любезный, опрятный, следит за собой. Умел вести беседу, рассказывал мне о мире... Но потом его словно подменили. Однажды он подарил мне столько роз, сколько я и во сне не видывала, и тут же стал вести себя так, словно он здесь хозяин, а я его собственность.

- Надоело ждать, - заметил Тим.

- Что?

- Он соседом-то не из-за тебя стал? Купил поместье, чем убил сразу двух зайцев - и показал свой толстый кошелек, и обосновался неподалеку. Не знаю, что у вас было и как он с тобой беседовал, но наверняка он изначально хотел тебя заполучить. Только время шло, а ничего не получалось. Ты держала его рядом, но на расстоянии, так ведь? Вот он и стал грубее. А может уже посчитал тебя своей, купленной теми же розами или прочими подарками.

- Прочих не было, - защищаясь, прошептала Цальса. - Еще раньше он хотел подарить мне колье с рубинами, но я не приняла!

- А множество роз приняла? Вот видишь, там отказалась, а здесь согласилась. У него сразу прибавилось сил.

- Что за вздор? Мне что, надо было отказаться от цветов? Как ты себе это представляешь?!

- Действительно, - согласился Тим. - Но не в цветах дело. Тебе надо было сразу дать ему понять, что его старания ни к чему не приведут. Не прочувствовала, тянула... А если ты на что-то надеялась, то неправильно оценила ситуацию. Вот и попала в яму. Когда ты, наконец, погнала его прочь, было уже поздно. Если учитывать купленное им поместье, то ради тебя он потратился очень серьезно. И ладно деньги, но еще время... Конечно, с его точки зрения никакой речи не могло идти об отказе. Что ему твое мнение, ведь он так издержался... Все же надо было гнать его раньше. А так... Желание ладить даже с самым ненужным человеком - общая женская беда. Вы боитесь терять друзей и заводить врагов...

Цальсы вспыхнула от гнева.

- Брен! Ты в своем уме? Что ты говоришь?!

Пес осекся. У него в голове забурлило недоумение: действительно, что это он? и зачем? С чего он решил, что все было именно так? К чему эти нелепые укоры, обвинения? Он что, захотел поведать возлюбленной все премудрости отношений между мужчиной и женщиной? Это глупо. Или он хотел показать то, какой П'Овог мерзавец, и объяснить, что им двигало? Но тогда удар пришелся скорее по Цальсе, чем по щеголю.

Все осложнялось тем, что у Тима был свой особенный взгляд на мир. Он смотрел на все сугубо через призму служебных заданий. Поставлена цель? Надо добиться ее любыми доступными средствами. И в этом отношении он не сильно отличался от того же П'Овога.

До сих пор Тим пользовался чувствами, почитал их действенным средством, но не более того. Только он, в отличие от многих, обманывал женщин совершенно сознательно, четко понимая, что и зачем он делает. Более того, Пес часто добивался от жертвы не любви, но отказа, после чего ему становилось много проще решать служебную задачу - выведать сведения или подбить на "незначительную" услугу. Он действовал сугубо по обстоятельствам, ровно так, как было выгоднее. Прежде это казалось ему нормальным - как игра в театре, где на потеху зрителям выставляется искусная ложь актеров. Но сейчас он себя возненавидел.

Тим явно замешкался. Его богатый жизненный опыт был лишен розовых иллюзий, но вместе с тем, очевидно, имел недостатки: слишком холодный на все взгляд сделал Пса уязвимым к жару настоящей любви. С его опытом можно было смело заводить циничный спор в придорожной таверне, но отнюдь не разговор с Цальсой - с женщиной, которую он любил.

"Пожалей ее, и себя тоже, - призвал его разум. - Она просто не поймет тебя. И будет совершенно права. Лучше заткни свой грязный рот. Неужели ты полагаешь, что это достойный поступок: облить кого-то помоями и потом доказывать, что ты сделал доброе дело?"

- Я... Я не в себе, прости, - виновато прошептал Тим. - Все эти потрясения... Я не знаю... Прости. Давай лучше отойдем куда-нибудь, а то здесь мы стоим на виду. И расскажи мне о своих соседях. И еще о том, как ты сегодня спаслась и что видела. Это важно.

Цальса как-то странно взглянула на Тима, но промолчала. Похоже, ее обида осталась, но отступила в тень. Женщина все же согласилась с тем доводом, что сейчас лучше убраться в безопасное укрытие, нежели стоять на открытом месте и осыпать друг друга непонятными, неприятными упреками.

Они переместились к заросли крыжовника и присели в самой его гуще. Кустарник был диким, давно брошенным на произвол судьбы, и его обнаженные, еще лишенные листвы многочисленные ветви прекрасно скрыли собой двоих людей.

Цальса поведала, что после того, как Тим оставил ее в коридоре перед дверью, она терпеливо ждала - сидела в непроглядной темноте и прислушивалась к каждому звуку. Когда дом сотрясли удары доселе невиданной силы, она забыла все запреты и выбежала наружу. Задержись она хоть на несколько мгновений, и оказалась бы погребенной.

По скомканному рассказу Цальсы сложно было судить о чувствах, которые она испытывала в тот момент. Но Тим догадывался: от нее пахло граничащим с паникой страхом, детской растерянностью, непониманием, как же все это могло случиться. Но баронесса нашла в себе силы: она побежала прочь от рухнувшего особняка и спряталась в саду. Под утро она заснула, а вскоре после рассвета ее пробудило каркающее воронье, которого здесь отродясь не было. Тогда она стала осторожно разведывать, оценивать разрушения и, конечно, искать живых.

Прежде всего, она искала Тима. Сперва Цальса боялась кричать, но затем уже не видела иного выхода. Отклика она не получила и тогда принялась осматривать развалины. Тоже безуспешно. А после полудня она уже сама услышала зов, отогнавший от нее прочь гнетущее чувство одиночества, тоску, отчаяние - и подаривший надежду.

Тим узнал главное: с Цальсой все в порядке, кроме, разве что, изрядно пошатнувшегося душевного равновесия. Но она держалась молодцом. К тому же Пес вычленил из ее рассказа важный факт: к утру никого из колдунов здесь уже не было, как и П'Овога, если тот вообще здесь появлялся.

Тим прижал руку к своему боку и нащупал Ландыш. Прикосновение к бесценной магике подарило ему толику спокойствия. Но все же было то, что тревожило его не на шутку: гоблины. Невероятно! Невозможно! Не показалось ли ему это в ночи? Не стал ли он жертвой обмана?

- Подожди меня здесь, мне надо кое-что проверить, - сказал он Цальсе.

- Нет, я с тобой! - рьяно воспротивилась она.

После чудовищных событий минувшей ночи баронесса, конечно же, боялась оставаться одна. Кроме того, она не хотела расставаться со своим любимым. Тиму понравилась ее решимость следовать за ним.

- Хорошо... - протянул он. - Похоже, кроме нас здесь давно никого нет, так что будет безопасно.

У подножия холма, там, где должно было лежать обнаженное мертвое тело, они ничего не нашли. Тим ничуть этому не удивился. Цальса стала задавать ему вопросы о том, что произошло здесь ночью, и тогда впервые услышала о стычке с гоблинами. Единственное, о чем Пес умолчал - это о своем магическом даре.

Баронесса стойко пережила очередное потрясение, но в рассказ о мифическом существе поверила сразу и безусловно. Она с рвением приступила к поиску следов и обнаружила на траве до черноты потемневшую кровь. Она нашла место, куда колдун пал и где, вскоре, был пронзен мечом.

Пес рассчитывал найти еще хоть что-то, кроме примятой земли, но его ждало разочарование. Тогда он направился к дороге, чтобы поискать свежие следы лошадей или тонкие борозды, оставленные колесами кареты. По прошествии немалого времени он так ничего и не нашел, и это означало, что враг все же имел представление об осторожности.

Цальсу впечатлила ночная вылазка Тима, и она даже попросила его рассказать эту историю еще раз. Особенно ее восхитило то, как он голыми руками справился с колдуном. Теперь она целиком доверилась своему спутнику и следовала за ним, пока тот не остановился и не завлек ее в сторону от дороги.

- Расскажи мне об этом П'Овоге, - решительно попросил Тим. - Все, что ты о нем знаешь.

Им руководил не праздный интерес, а желание как можно тщательнее подготовиться к ответному удару.

- Я знаю совсем немногое, - сказала Цальса. - Я думала, что знаю больше... Маулеканис странный человек. Он может нести вздор, но при этом ты почему-то ему веришь. При мне он хвастал, что ему служат могучие колдуны, что в его руках богатства, каким позавидовал бы даже наш император. А еще он говорил о своей тайной власти... Он меня очень пугал. И теперь ты говоришь, что ему помогали гоблины-колдуны... Неужели Маулеканис и вправду так могущественен, как говорил?

Тим выразил почти уверенное сомнение:

- Сам по себе - вряд ли. Доступ к могуществу - да, но не обладание им. Он ведет себя иначе. У меня есть много предположений, но... Продолжай, прошу тебя.

Цальса припомнила, на чем она остановилась и что еще хотела сказать.

- Ах, да. Может, это будет тебе интересно... Когда Маулеканис зачастил в гости, то от него каждый раз пахло разными благовониями... Удивительные ароматы, никогда таких не встречала. На Ажали таких нет. Он даже подарил мне шкатулку с флаконами... Вряд ли это были колдовские смеси, скорее всего обычные, только инопланетные.

"Значит, все-таки, дарил?" - Тим едва удержался от того, чтобы задать этот весьма болезненный вопрос. Он знал, что если Цальса поймет его неправильно, то ничем хорошим это не закончится.

- Кстати, сам он точно не колдун, - продолжала Цальса, - если тебе это важно... А в прихвостнях у него обычно шестеро слуг. Ты их уже встречал тогда, в первый день... Это хорошие люди, в их глазах я видела тепло, но Маулеканис, наверное, слишком щедро им платит. Они преданы ему до самых кончиков волос. Однажды я была у него в гостях, так он приказал Шану спрыгнуть с крыши его дома. А дом-то у него трехэтажный! Представляешь, тот пошел прыгать. Только я уговорила его не делать этого...

- Расскажи о доме, - поспросил Тим, опутанный необходимостью знать все, что могло бы пригодиться ему в будущем. - Сколько там слуг, построек, какие-нибудь особенности... Опиши мне все, что помнишь.

Цальса раскрыла было рот для ответа, но внезапно переменилась в лице.

- Не надо! Не делай этого! - воскликнула она в искреннем испуге. - Я не хочу тебя потерять!

Тим указал рукой на уродливые руины, а затем, источая решимость и уверенность в собственных силах, посмотрел Цальсе прямо в глаза.

- Ты осталась без ничего. Ни крова, ни слуг, ни средств. Тебе есть к кому идти? Ты рассказывала мне, что единственный родной тебе человек - брат, который живет в вашем фамильном имении, и еще то, что с ним ты давным-давно не общалась. А без слуг ты не сможешь защитить даже эти развалины, потому что рано или поздно люди прослышат о несчастье, какими бы удаленными эти места ни были, и сюда поспешат мародеры. Ни ты, ни мы оба не защитим руины, под которыми лежат нажитые твоим бароном богатства. И тем более мы не сделаем это без пропитания. Ты ведь голодна, так? Давай-ка побродим по округе, разберемся, что мы имеем и на что можем рассчитывать в будущем. Уверен, мы найдем, чем подкрепиться. А потом ты мне подробно расскажешь о поместье П'Овога, и я ненадолго тебя покину. Верь мне, Цальса, я знаю, что я делаю. Я обещаю, что вернусь, и со мной ничего не случится. Это... это моя работа.

Цальса кивнула, и ее короткие локоны вздрогнули.

- А что потом? - с трепетом спросила она. - Ты ведь хотел покинуть меня... сегодня... - Это был не страх, но желание услышать правду.

- Никогда, - заверил Тим и обнял ее. Так говорило его жаркое, пышущее страстью сердце, а его разум презрительно отмалчивался. Поэтому Пес не знал, врет он, заблуждается или же говорит правду.